В предисловии к книге «Кризис нашего времени» ее автор Питирим Александрович Сорокин заявляет, что «важнейшая сторона жизни, организации и культуры западного общества находится в сильнейшем кризисе». И с голосом пророка продолжает: «Его тело и дух больны, и вряд ли на его теле еще можно найти местечко, которое не было бы больным» [Sorokin, 1948 (1942): 7]. Сорокин, безусловно, не был единственным, кто воспринимал свою современность как кризисную. О многих аспектах «кризисности» своего времени еще в конце XIX в. писал Т.Г. Масарик. В начале XX в. кризис культуры изучал Георг Зиммель [Simmel, 1983], Зигмунд Фрейд предостерегал об опасном потенциале человеческой деструктивности, Освальд Шпенглер оглашал «закат Европы» [Spengler, 2011], а Йозеф Алоиз Шумпетер заявлял, что циклические проявления экономических кризисов относятся к экономике так же, как сердцебиение к живому организму. В то время как Адольф Гитлер укрепляет свою власть, Эдмунд Гуссерль [Husserl, 1972] читает лекции о «кризисе европейских наук», а Жорж Фридманн говорит о «кризисе прогресса» [Friedmann, 1937]. Тема кризиса удерживает свою релевантность и специфическое положение в контексте социальных наук и после Второй мировой войны, когда часто обсуждаемой темой становится вопрос политических и международных кризисов. С 1970-х гг. широко дискутируемым становится энергетический кризис (нефтяной фок) и экологический кризис. Конец 80-х гг. приносит с собой крах социалистической системы, а с приходом постмодернизма акцентируется тема кризиса идентичности. И это еще не всё: предостерегающие и критические видения того времени усиливаются и благодаря другим понятиям, которые очень быстро становятся составной частью концептуального багажа социальных ученых из многих стран мира это понятия «риск»,«катастрофа» и «коллапс».
